Темное время суток. Фантастический роман - Страница 46

– Твою мать, – выругался Хрон.

Черепичный лабиринт освещала мутная луна.

Никон вырвал стрелу с серебряным наконечником из груди кхана, распростершегося на скате. Мертвый оборотень понемногу начал трансформироваться, обретая человеческие черты.

Кханы – олицетворение мощи и скорости. Это люди, обернувшиеся тиграми. В схватках с ними порой гибнут даже опытные охотники. Никон ухитрился с одной стрелы уложить тварь, прыгнувшую с террасы трехэтажного дома.

Рамон закрепил на «аграме» подствольный фонарь. Кадилов одобрительно кивнул – да, мол, полезная штука.

Справа мелькнул тень.

Даздра.

Девушка замерла на островерхом коньке, всматриваясь в бескрайние черепичные изломы. Кьёльн оказался не таким уж маленьким городом. Домишки, конечно, были невысокими. Три-четыре этажа. Чаще – два. Все это каменное месиво жалось друг к другу, наползало на уличные расщелины, врастая в брусчатку и обшарпанные туловища «соседей». Над зияющими провалами висело белье. В подворотнях жутко воняло. Слышались крики, ругань, звон посуды, стоны трахающихся горожан. Вся эта звуковая ткань вплеталась в мрачный ад, разверзшийся в недрах человеческого муравейника.

Завыл пес.

Кадилов поднял палец:

– Слушайте.

– Зачем? – не понял Хрон.

– Это голоса наших врагов, – Ефимыч перекрестился и достал из чехла дробовик. – Давайте очистим город.

И они двинулись по крышам в направлении антимашинистской церкви. Шпили, увенчанные половинками шестерен, царапали небесную черноту. Звезды и луна начали тонуть в туманной дымке. Абрисы домов стали зыбкими, нереальными.

– Держаться вместе, – сказал Кадилов. – Даздра идет первой, я прикрываю. Никон и Хрон – на фланги. Рамон, бери тыл.

Отряд перегруппировался, подчиняясь приказам лидера. Сам Кадилов надвинул на глаза прибор ночного видения. Никон с ненавистью посмотрел на этот гаджет, но удержался от комментариев.

Крыши Кьёльна покрывала толстая черепица. Некоторые скаты были крутыми, так что удержать на них равновесие не представлялось возможным. Но большинство крыш имели приемлемый уклон. Ефимыч вел отряд по сравнительно плоским скатам.

– Они в переулки не спустятся? – поинтересовался Хрон.

– Не спустятся, – отрезал Ефимыч. – Это кошколаки, они предпочитают держаться подальше от земли.

Под ногами Рамона мелькнула тень.

Никита замер у печной трубы, из которой валил черный дым. Местные обожали кидать в топки уголь, это дико раздражало.

Вербарс плавно скользил между балконами.

Грациозное тело вытягивалось во время прыжков и казалось невесомым. Зверь припадал к стенам, отталкивался и на краткий миг исчезал из поля зрения.

Ближе.

Когда вербарс достиг карниза третьего этажа напротив, Никита нажал на спуск. Пуля выбила из стены небольшой фонтанчик. У самой морды кошколака. Луч подствольного фонарика резанул по глазам твари.

Вербарс взревел.

Тело вознеслось над крышей, одним прыжком покрывая дистанцию до обидчика.

Рамон выстрелил снова.

И попал.

Зверь дернулся, пытаясь изменить траекторию полета, но серебряная пуля уже выворачивала его кишки. Вербарс приземлился на скат крыши, его лапы подкосились, заскребли по черепице. Не удержав равновесия, зверь рухнул вниз. Послышался глухой удар о булыжную мостовую.

– Аминь! – выкрикнул Кадилов, разнося череп своему оппоненту. – Горите, исчадия ада!

Отряд рассыпался по крышам одного квартала.

Началась жестокая схватка. Кошколаки выбирались наверх из чердачных окон, отделялись от печных труб, выползали из-под балконов, где они висели часасми в ожидании добычи.

Туман быстро сгущался.

Из подсветки – луна и примитивные масляные фонари, пытающиеся пробить зловещую мглу. Мелькнула тень Даздры. Взмах когтями, предсмертный вопль – наполовину человеческий, наполовину звериный.

Свист стрелы.

Массивное туловище, врезающееся в кладку печной трубы. Два выстрела – один впереди, второй слева. Оскаленная пасть квалми, разьяренной рыси, выросшей прямо перед Рамоном. Очередь, разрывающая грудь кошки.

Все сливается.

Смерть умеет плести ткань, в которой каждому отведен свой участок пространства. Ужас прячется в глубинах подсознания, запирает за собой подвальную дверь и не высовывается. Ты выполняешь свою работу. Жмешь на спусковой крючок, меняешь магазин, бежишь куда-то. Под ногами – зыбкая муть, скользкие от крови и тумана куски черепицы.

Звездное небо заволакивает смог.

Рамон помнит, как он крепил штык-нож на своем «Тренче», как прыгал с одного эркера на другой, вдыхая омерзительную вонь Кьёльна. Помнит жестокую рукопашную, хлюпающий звук, с которым штык-нож проникал в плоть оборотней. Помнит когти, вырвавшие клок кожи из плеча и свой истошный вопль. Грохот выстрела, половину головы свара, приклад, сворачивающий челюсть другого переверта, высунувшегося из-за трубы.

Даздра, отчаянно орудующая когтями. Кадилов, всаживающий стилет в грудь матерого кхана. Никон, методично расстреливающий кошколаков из своего арбалета. Хрон с обрезом и старомодным револьвером, сильно напоминающим «кольт».

Хаотичная бойня, вот что это было.

Ты уже не человек, ты машина смерти. Правая рука тьмы. Жнец, от которого не скрыться в тумане и густеющем смоге.

Ты – охотник на оборотней.